Занавес опустился под аплодисменты. В зале, после трех длинных актов, заметно потеплело, и Роберт Гарви аплодировал без особого энтузиазма, только кистями рук, потому что не хотел вспотеть. Высокий, широкоплечий, полный мужчина, он на собственном опыте убедился, что становился мокрым, как мышь, если давал себе волю в жарко натопленных театральных залах в центре города. Однажды он сильно простудился, попав под дождь после «Трамвая „Желание“, и с тех пор научился сдерживать свою благодарность, легонько хлопая в ладоши. Занавес поднялся вновь, артисты кланялись публике, а с их лиц не сходили улыбки, потому что пьеса шла уже три месяца, по всем прикидкам могла идти еще больше года, и все это время они могли не беспокоиться о хлебе насущном. Холодно поглядывая на них, Роберт думал о том, что их игра определенно не стоила четырех долларов и восьмидесяти центов, которые брали за место. И куда только подевались пьесы, которые он с таким удовольствием смотрел в молодости?

Виржиния, сидевшая рядом с ним, энергично аплодировала. Ее глаза сверкали, как случалось в тех случаях, когда она наслаждалась жизнью. И Роберт решил не упоминать о четырех долларах и восьмидесяти центах, когда они будут обсуждать спектакль. Теперь актеры выходили по одному, и когда на сцене появилась девушка, игравшая циничную подругу героини, Роберт несколько раз с силой хлопнул в ладоши, рискуя вспотеть, потому что однажды виделся с ней на вечеринке. Да и девушка была симпатичная, черноволосая, с большими синими глазами. Правда, крупная, склонная к полноте, и по всему чувствовалась, что великой актрисой ей не стать, но эти недостатки могли сказаться лишь через несколько лет. Роберт почувствовал капельки пота, выступившие на лбу, и порадовался, когда девушка, в глубоком поклоне продемонстрировав пышность груди, ушла за кулисы.

Зажегся свет и чета Гарви медленно двинулась к дверям по центральному проходу, благоухающему ароматами дорогих духов.

— Миленькая пьеска, не так ли? — спросила Виржиния, и Роберт кивнул, надеясь, никто из родственников драматурга не услышал вопроса.

В фойе, надевая пальто, он заметил молодого человека в желтом шарфе, который, привалившись к стене, не сводил глаз с Виржинии. В более здравомыслящем обществе, думал он, беря Виржинию под руку и направляясь с ней к выходу, мужчине разрешалось бы подойти и дать в морду любому, кто вот так таращился на его жену.

Они перебежали улицу, уворачиваясь от такси, каблучки Виржинии звонко стучали по асфальту, и прошли переулком, нырнув в него меж многокрасочных афиш музыкальных комедий. В трех театрах на соседней улице шли спектакли, собирающие полные залы, зрители выходили с них в прекрасном расположении духа, которое сохранялось как минимум на полчаса, так что в холодном, без единого дуновения ветерка воздухе, разливалась праздничная атмосфера. Вывески ресторанов на другой стороне так и манили к себе, швейцар одного из них, белый, вежливо распахнул перед ними дверь. Старший официант, не столь уж и любезный, провел их к столику в глубине зала, мимо нескольких пустых, расположенных ближе к выходу. Роберт не стал спорить, философски подумав: » Что же, это театральный ресторан. Есть много других, где меня посадят на лучшие места, а актеры должны быть счастливы только от того, что их пустили на порог».

Виржиния по-удобнее устроилась на банкетке, достала очки и внимательно оглядела зал. Минуту спустя положила очки на стол и повернулась к Роберту.

— Чего ты улыбаешься?

— Потому что ты всем довольна.

— Кто сказал, что я всем довольна?

— Ты обозрела территорию и сказала себе: «Вот и чудненько. Я тут самая красивая и теперь могу насладиться ужином.

— Какой ты у нас проницательный, — Виржиния улыбнулась. — Ну очень проницательный мужчина.
* * *

Подошел официант, они заказали спагетти и полбутылки «кьянти» и наблюдали, как ресторан заполняется недавними зрителями, актерами, до конца не смывшими грим, и высокими, ослепительно красивыми девушками в норковых манто, игравшими в мюзиклах. Роберт ел с жадностью, а вино пил не спеша, смакуя каждый глоток.

— Сегодняшняя пьеса мне понравилась, — говорила Виржиния, наматывая спагетти на вилку, — и артисты играли от души, но, честно говоря, женские роли в нынешних пьесах меня просто достали. Женщины или алкоголички, или нимфоманки, или сводят сыновей с ума, или рушат жизнь двум или трем людям в каждом акте. Будь я драматургом, я бы написала легкую, старомодную пьесу, в которой героиня чиста, прекрасна и лепит мужчину из своего мужа, который слаб, слишком много пьет и иной раз грабит босса, играя на бегах.

— Если бы я был драматургом, мы бы жили сейчас в Голливуде.

— И все-таки я готова спорить, что такая пьеса имела бы успех. Я готова спорить, что люди хотят увидеть спектакль, посмотрев который можно сказать: «Да, именно так и вела себя мама, когда у папы возникли проблемы в банке и из Нью-Йорка к нему приезжали двое мужчин в штатском».

— Если что-то такое и покажут, то только днем. И спектакль этот ты пойдешь смотреть одна.

— А нынешние актрисы. Они стараются играть так буднично. Ведут себя на сцене совсем как женщины, которых встречаешь на улице. Иной раз удивляешься, как у администрации хватает наглости брать за это деньги. Когда я была маленькой девочкой, актрисы держали себя, как королевы, и все понимали, что должны заплатить, чтобы посмотреть на них, потому что в реальной жизни встретить такую не представлялось возможности.

— Тебе нравилась Дьюз? — спросил Роберт. — Что ты думала о Бернар в десять лет?

— Не остри. Ты понимаешь, о чем я. К примеру, эта девушка, которая сегодня тебе очень понравилась…

— Которая девушка мне очень понравилась? — в недоумении переспросил Роберт.

— Большая. Та, что играла подругу.

— А, эта. Не могу сказать, что она мне очень понравилась.

— А вот у меня сложилось именно такое впечатление. Ты так ей хлопал, что я даже испугалась, не сдерешь ли ты кожу с ладоней.

— Я просто хотел выразить дружеские чувства. Однажды видел ее на вечеринке.

— Какой вечеринке? — Виржиния перестала есть.

— У Лаутонов. Она училась в школе с Энн Лаутон. Разве ты с ней не познакомилась?

— Я не была на той вечеринке. В ту неделю болела гриппом, — Виржиния пригубила вино. — Как ее зовут?

— Кэрол… как-то там. Посмотри в программке.

— Программку я оставила в театре. Милая особа?

Роберт пожал плечами.

— Я говорил с ней не больше пяти минут. Она рассказала, что родом из Калифорнии, терпеть не может работать на телевидении и развелась в прошлом году, но по-прежнему в хороших отношениях с бывшем мужем. Обычный разговор на вечеринке у Лаутонов.

— Она выглядит так, словно родом из Калифорнии, — прозвучали эти слова, как порицание.

— Она из Окленда. Это тебе не Лос-Анджелес.

— А вот и она сама. У двери.

Роберт поднял голову. Девушка вошла в зал одна и теперь направлялась к центральным столикам. Без шляпки, с падающими на плечи волосами, в широченном пальто и туфлях на низком каблуке. Глядя на нее, Роберт решил, что актрисы действительно все чаще пытаются выглядеть простушками. Раз или два она остановилась, чтобы поздороваться с друзьями, сидевшими в зале, а потом повернула к столу в дальнем углу, за которым ее ждали трое мужчин и две женщины. Роберт понял, что она пройдет мимо их столика и задался вопросом, должен ли он поздороваться с ней. Вечеринка состоялась двумя месяцами раньше, а он придерживался твердого убеждения, что актрисы, издатели и продюсеры никогда не помнят людей, с которыми однажды встретились, если те профессионально никак с ними не связаны. Он очень сомневался, что девушка вспомнит его, но на всякий случай изогнул губы в легкой улыбке. Если б она-таки вспомнила его, улыбка продемонстрировала бы его радость от новой встречи. Если бы прошла мимо — могла сойти за реакцию на одну из реплик Виржинии.

Но девушка остановилась перед их столиком, широко улыбнувшись. Протянула руку.

— О, мистер Гарви, как приятно увидеть вас вновь.

Она не стала красивее, подойдя ближе, решил Роберт, но улыбка была ей к лицу, а голос звучал искренне, словно пять минут, проведенные с ним у Лаутонов два месяца тому назад, она занесла в список приятных воспоминаний. Роберт поднялся, пожал ей руку.

— Привет. Позвольте представить вам мою жену, мисс Бирн.

— Добрый вечер, мисс Бирн, — откликнулась Виржиния. — Мы как раз говорили о вас.

— Мы были сегодня на вашем спектакле, — добавил Роберт. — И говорили о том, что вы очень хорошо сыграли.

— Спасибо за теплые слова. Их так приятно слышать, даже если вы грешите против истины.

— А как насчет автора пьесы? — спросила Виржиния. — Он, должно быть, несколько странный.

— Проблемы с матерью, — мисс Бирн закатила глаза. — У всех молодых драматургов, которые приходят сейчас в театр, одни и те же комплексы. Вроде бы их должны мучить военные кошмары, так нет. Только мама.

Виржиния улыбнулась.

— Эта проблема не только молодых. Для вас это первая пьеса, мисс Бирн?

— Господи, да нет же. Я играла в трех других. «Сожаление», «Отпуск в шесть недель»… Название третьей забыла. Она с треском провалилась. Премьера была во вторник, а к субботе ее уже сняли.

Виржиния повернулась к Роберту.

— Ты видел хоть одну, дорогой?

— Нет, — Роберт удивился вопросу. В театр он без Виржинии не ходил.

— Еще три пьесы, — в голосе Виржинии слышался искренний интерес. — Должно быть, в Нью-Йорке вы давно.

— Два года, — ответила мисс Бирн. — Для театрального критика — мгновение.

— Два года, — покивала Виржиния. Вновь повернулась к Роберту. — Откуда, ты говорил, приехала мисс Бирн? Из Голливуда?

— Из Окленда.

— Нью-Йорк, должно быть произвел на вас впечатление, — Виржиния уже смотрела на мисс Бирн. — После Окленда.

— Я от него в восторге, — радостно воскликнула та. — Даже с провалами.

— Ох, извините меня. Держу вас на ногах, а сама все говорю и говорю. Не желаете ли присесть и выпить с нами бокал вина?

— Премного вам благодарна, но не могу, — ответила девушка. — Меня ждут в том углу.

— Так может, в другой раз, — улыбнулась Виржиния.

— С удовольствием. Я так рада, что познакомилась с вами, миссис Гарви. Мистер Гарви рассказывал мне о вас. Я очень надеюсь, что мы еще увидимся. До свидания, — она помахала рукой, опять широко улыбнулась и зашагала к ожидающим ее друзьям.
* * *

Роберт опустился на стул. На какое-то время за столиком воцарилась тишина.

— Это тяжелая жизнь, — первой заговорила Виржиния, — для актрис, не так ли?

— Да.

— «Отпуск в шесть недель». Не удивительно, что спектакль провалился. С таким-то названием. Она играла главную роль, эта девушка?

— Я не знаю, — ответил Роберт, ожидая продолжения. — Я говорил тебе, что не видел спектакля.

— Совершенно верно. Ты мне говорил.

Они вновь помолчали. Виржиния начала нервно крутить в руке ножку бокала.

— Ты мне говорил, — повторила она. — Жаль, что она отказалась выпить с нами. Мы бы могли многое узнать о театре. Театральный мир завораживает меня. А тебя?

— Что с тобой? — полюбопытствовал Роберт.

— Ни-че-го, — отчеканила Виржиния. — Все у меня в полном порядке. Ты доел?

— Да.

— Давай расплатимся и уйдем.

— Виржиния…

— Роберт…

— Хорошо. Что случилось?

— Я же сказала, ни-че-го.

— Я тебя слышал. Так что?

Виржиния встретилась с ним взглядом.

— Мисс Бирн. Вроде бы ты не помнил ее фамилии.

— Ага. Значит нас ждет очередной веселый вечер.

— Ничего нас не ждет. Расплатись. Я хочу уехать домой.

— Официант! — позвал Роберт. — Чек, пожалуйста, — посмотрел на Виржинию. На ее лице уже лежала печать мученичества. — Послушай, я не помнил ее фамилии.

— Кэрол как-то там, — процитировала Виржиния.

— Фамилия выскочила из памяти, когда девушка подошла к столу. Когда я вставал. Разве с тобой такого не бывало?

— Нет.

— Слушай, это же обычное дело.

Виржиния кивнула.

— Самое обычное. Несомненно.

— Ты мне не веришь?

— Ты не забыл фамилии ни одной из девушек, с которыми познакомился после того, как тебе исполнилось шесть лет. Ты же помнишь фамилию девушки, с которой танцевал в 1935 году после игры с Йелем.

— Макклири, — ответил Роберт. — Глейдис Макклири. Она играла в хоккей за Брин-Мор.

— Не удивительно, что в тот вечер ты так рвался к Лаутонам.

— В тот вечер я не рвался к Лаутонам, — Роберт чуть повысил голос. — А потом, до вечеринки я не знал о ее существовании. Не передергивай.

— Я лежала с высоченной температурой, — голос Виржинии сочился жалостью себе. Она так страдала: горячий лоб, сопли, раздирающий горло кашель. Пусть и два месяца как избавилась от всех этих напастей. — Я лежала в постели, одна, день за днем…

— Только не говори, что всю зиму ты была на пороге смерти, — громким голосом оборвал ее Роберт. — Ты пролежала три дня, а уже в субботу мы пошли на ленч, несмотря на метель.

— О, ты помнишь, что два месяца назад в субботу случилась метель, но запамятовал фамилию девушки, с которой ворковал на вечеринке долгие часы, делился самыми интимными подробностями.

— Виржиния, я сейчас встану и заору во весь голос.

— Разведена, сказала она, но по-прежнему в хороших отношениях с бывшим мужем. Готова спорить, что они дружны. Готова спорить, что у этой девушки в добрых друзьях полгорода. Как насчет тебя и твоей бывшей жены? Ты с ней тоже дружен?

— Ты не хуже моего знаешь, что я встречаюсь с моей бывшей женой лишь когда она хочет поднять сумму алиментов.

— Если ты будешь говорить таким тоном, в этот ресторан тебя больше не пустят.

— Давай уйдем отсюда. Официант, где чек?

— Она же толстуха, — Виржиния смотрела на мисс Бирн, которая непринужденно болтала в двадцати футах от их столика. Размахивая сигаретой.

— У нее совсем нет талии. Она ужасно толстая.

— Ужасно, — согласился Роберт.

— Ты меня не проведешь. Я знаю твои вкусы.

— О, Господи, — простонал Роберт.

— Всегда прикидываешься поклонником красивых женщин, а на самом деле, а на самом деле любишь здоровенных, толстомясых кобыл.

— О, Господи, — повторил Роберт.

— Таких, как Элиз Кросс, — наступала Виржиния. — Ты же помнишь, два года тому назад на Кейпе. Она всегда выглядела так, словно в «грацию» ее засовывали гидропрессом. И когда бы я не искала тебя на вечеринке, вы оба отсутствовали, прогуливались по дюнам.

— Я думал, что мы договорились никогда больше не обсуждать эту тему, — с достоинством изрек Роберт.

— А какую тему мне дозволено обсуждать? — пожелала знать Виржиния. — Организацию Объединенных Наций?

— У нас с Элиз Кросс ничего не было. Ничего. И ты это знаешь, — твердо и решительно заявил Роберт. На самом деле кое-что было, но прошло два года и с тех пор он не виделся ни с Элиз Кросс, ни с кем-то еще. И потом, стояло лето, он много пил, причина уже забылась, его окружали симпатичные, сексуально расторможенные люди, курорт он и есть курорт. Ко Дню труда он уже стыдился своего поведения и дал себе слово, что ничего подобного больше не повторится. Короче, теперь он полагал себя безгрешным и обиделся из-за того, что после двух лет воздержания ему вновь приходилось оправдываться.

— Ты проводил на берегу больше времени, чем Береговая охрана.

— Если официант сейчас же не принесет чек, я просто уйду, и пусть они гонятся за мной на такси, если захотят получить свои деньги.

— Мне следовало это знать, — голос Виржинии дрогнул. — Люди меня предупреждали, перед тем, как мы поженились. Я знала о твоей репутации.

— Слушай, с тех пор прошло больше пяти лет. Тогда я был моложе, энергичнее, не любил жену, а она не любила меня. Я был несчастлив, одинок, не находил себе места…

— А теперь?

— А теперь, — повторил Роберт думая, а не стоит ли ему подняться и уйти от жены месяцев на шесть-семь, — я женат на женщине, которую люблю, я остепенился и абсолютно счастлив. Я уже давно никого не приглашал ни в бар, ни на ленч. Я едва здороваюсь со знакомыми женщинами, с которыми случайно встречаюсь на улице.

— А как насчет этой толстой актрисы?

— Послушай, — Роберт осип, словно не один час кричал на ветру. — Давай разберемся с этим раз и навсегда. Я встретил ее на вечеринке. Я говорил с ней пять минут. Я не считаю, что она так уж красива. Я не думаю, что она талантливая актриса. Я удивился, когда она узнала меня. Я забыл ее фамилию. Потом, когда она подошла к столу, вспомнил.

— Вероятно, ты ожидаешь, что я тебе поверю, — холодно процедила Виржиния.

— Естественно. Потому что все это правда.

— Я заметила ту улыбку. Не думай, что не заметила.

— Какую улыбку? — с искренним изумлением спросил Роберт.

— О, мистер Гарви, — проворковала Виржиния, — как приятно увидеть вас вновь. А потом улыбка во все тридцать два зуба, долгий, прямой взгляд…

— Наконец то, — Роберт повернулся к официанту, который положил на стол чек. — Не уходите, — он протянул официанту несколько купюр, чувствуя, как от ярости дрожат руки. Наблюдал за ним, пока тот не дошел до кассы, вновь посмотрел на Виржинию. — Что ты хочешь этим сказать? — он уже совладал с нервами и держал голос под контролем.

— Я, возможно, не очень умна, но если чем и могу гордиться, так это интуицией. Особенно, когда дело касается тебя. И у такой улыбки есть однозначное толкование.

— Подожди, подожди, — Роберт чувствовал, как независимо от него пальцы сжимаются в кулаки и разжимаются. — Приятно, конечно, осознавать, что даже через пять лет совместной жизни ты считаешь, что женщины, поговорив со мной пять минут, падают у моих ног, но я вынужден тебя разочаровать. Такого со мной никогда не случалось. Никогда, — говорил он медленно, с легким сожалением в голосе.

— Чего я не терплю, так это ложной скромности, — ответствовала Виржиния. — Я же видела, как ты по часу разглядываешь себя в зеркало, притворяясь, что бреешься или выискиваешь седые волоски. И я говорила с твоей матерью, — слова сочились горечью. — Я знаю, каким она тебя воспитывала. С детства вбивала тебе в голову, что все женщины мира так и рвутся улечься под тебя, потому что ты — Гарви и потому что ты неотразим…

— Боже, теперь мы добрались и до моей матери.

— Ей есть за что ответить, твоей мамочке. За ней много чего числится.

— Хорошо, — кивнул Роберт. — Моя мать — низкая, ужасная женщина, и в этом с тобой никто не спорит. Но какое отношение имеет сей факт к тому, что мне улыбнулась женщина, с которой я случайно познакомился на вечеринке.

— Случайно, — хмыкнула Виржиния.

— Я все-таки не понимаю, в чем моя вина, — Роберт пытался сохранить выдержку. — Я не властен контролировать улыбки людей, которые приходят в ресторан.

— Ты всегда виноват, — отрезала Виржиния. — Даже если не произносишь ни слова. Хватает того, с каким видом ты входишь в зал и стоишь, показывая всем, какой ты… самец.

Роберт вскочил, едва не свалив стул.

— С меня хватит. Хватит. Черт с ней, со сдачей.

Виржиния тоже поднялась, с закаменелым лицом.

— У меня есть идея, — прервал паузу Роберт, подавая жене пальто. — Давай с неделю не будем говорить друг с другом.

— Отлично, — фыркнула Виржиния. — Меня это полностью устраивает, — и, не оглядываясь, направилась к выходу.
* * *

Роберт наблюдал, как она шествует по узкому проходу между столиками, жалея о том, что недостаточно зол для того, чтобы остаться в ресторане и крепко напиться.

Официант принес сдачу, Роберт замялся, прикидывая, сколько оставить чаевых, и через плечо официанта увидел, как мисс Бирн медленно поворачивает к нему голову. Остальные мужчины и женщины, сидевшие за ее столиком, о чем-то оживленно беседовали. Впервые Роберт пристально оглядел ее. А ведь правда, подумал он, в наши дни большинство женщин чертовски худы.

И тут мисс Бирн улыбнулась ему. Во все тридцать два зуба, сопроводив улыбку, как ему показалось, долгим взглядом. От этого взгляда он разом помолодел и в нем разгорелось желание познакомиться с мисс Бирн поближе. А потом опустил глаза и оставил официанту большие чаевые, уже смирившись с тем, что завтра он обязательно ей позвонит. И он знал, как будет звучать ее голос по телефону.

Роберт взял пальто и поспешил вслед за своей женой, уже вышедшей из зала.